Охота: развлечение или необходимость?

 

Сохранение дикой природы несет в себе зародыш собственного крушения - чтобы лелеять, необходимо видеть и ласкать, а когда поглядевших и поласкавших набирается достаточно много, уже не остается дикой природы, чтобы ее лелеять.

Олдо Леопольд

 

Охота без всякого сомнения является древнейшей профессией, хотя это словосочетание у большинства вызывает другие ассоциации. Но, как и вокруг другой древнейшей профессии, вокруг охоты также не утихают и не утихнут в обозримом будущем споры: разрешать или запрещать, этично или аморально и т.п. Понимая бесконечность этих споров на современном этапе развития общества, я, тем не менее, хотел бы высказать свое мнение, постараться объяснить свою, во многом противоречивую, позицию охотника и специалиста по охране природы. Или наоборот, специалиста по охране природы и охотника. На возражение, что это одно и то же, отвечу словами из «Алисы в стране чудес»: «Может быть, вы еще скажете, что «говорю, что думаю», и «думаю, что говорю» - это одно и то же?» Однако в моем мнении будет, очевидно, больше вопросов, на которые каждый сможет выбрать для себя ответ самостоятельно.

Ни у кого не возникает желания осуждать охоту, если она является единственным способом существования, будь-то дикий хищник или народы, находящиеся на другой стадии развития, чем европейская культура. Но вот здесь и «возникает путаница». Охота малых народов Севера на моржей и белых медведей с целью пропитания – это нормально. А если животное добыто с целью обменять его шкуру или мясо на оружие для более успешной охоты? Уже возникают сомнения. А если обменять на лекарства для больного ребенка? Вроде бы уже сомнения отпадают. Эту дилемму можно продолжить и в другом ракурсе. Сам представитель малой северной народности за отсутствием оружия (времени, здоровья, снаряжения и т.п.) поспособствовал тому, чтобы охота состоялась у городского охотника, а его семья имела бы пропитание. Это нормально? Но это, возможно, может быть нормальным для противников охоты только в том случае, если этот представитель получил мясо добытого животного в натуральном виде. А если деньгами, для покупки других продуктов? И здесь возникает масса тонкостей, для дискуссии по которым не хватит журнальной статьи.

В свое время возникли термины «промысловая» и «спортивная» охота. К промысловой охоте отнесли охоту с целью продажи добытой продукции государству, а к спортивной - когда результатами охоты пользуется сам городской охотник. И получается, по крайней мере, по «Краткому курсу экологической этики» В.Борейко, что первая этична, а вторая как бы и нет. Причина – без занятия спортивной охотой человек (городской охотник) может прожить, и для него охота является в значительной степени развлечением. Могу заверить, что для многих городских (и сельских) охотников это не только любимое время препровождения, но и добыча дополнительных средств к существованию. Для многих из нас, охотников, законно добытое животное является важным источником животных белков. Из колбасы, которую мы можем покупать на свою зарплату специалистов по охране природы, и в которой предполагается наличие мяса, получить эти белки проблематично, так как состоит она чаще всего из модифицированных соевых белков с ароматизаторами «аналогичных натуральным».

В упомянутой уже выше книге В.Борейко (я не являюсь её критиком, и во многом согласен с автором) приводится эпизод с английской королевой, любительницей охоты, которая профессиональным движением добила подранка фазана, и была осуждена защитниками природы за это «варварство». А что, хочется задать вопрос, было бы лучше, если бы она сделала это непрофессионально? Или это сделал бы кто-то другой, а королева стояла рядом? Или, может быть, лучше и этичнее всех разведенных фазанов пустить под нож, а не под выстрелы охотников? У меня возникают сомнения в том, что в данном случае будет более этичным. Так же для меня остается и останется вопросом, что более этично (или, наоборот, негуманно): добыть дикого, незнакомого тебе лося или зарезать домашнюю корову или лошадь, которую растил в течение нескольких лет, лелеял, называл ласкательными именами и повел на заклание, ласково поглаживая по холке (не дай Бог, почует недоброе!)?

Но что это я все про охоту на теплокровных животных? Разве охота на холоднокровных, в том числе рыбная ловля, чем-то отличается принципиально? Если с подводным ружьем – подводная охота, если с крючком и удилищем или сетью – рыбалка. Если с ружьем на куницу – охота, а с собакой и сетью – тоже охота. Другого термина нет. Рыбам не повезло в этой дискуссии тем, что они эволюционно от нас дальше, молчат, и глаза их, как нам кажется, ничего не выражают (Я уже вставал на защиту рыб в «Охране дикой природы» несколько лет назад в связи с обсуждением проблемы отлова мышевидных грызунов в заповедниках). Большинство рыболовов поэтому «гуманно» дают пойманной рыбе «уснуть» на воздухе. Почему бы тогда не топить всех наземных животных? А совсем еще недавно китов и дельфинов считали рыбами, проблем с этичным к ним отношением тоже не было...

Лет 15 назад по телевидению прошел фильм «Лики смерти», в котором с осуждением были показаны кадры застолья, во время которого живой обезьянке разбивается голова, и ложечкой вычерпывается мозг, когда тело еще бьется в конвульсиях. И я согласен с этим осуждением. Но совсем недавно по одному из каналов был показан другой рецепт восточной кухни. Живого (!) карпа надрезают по всей длине на ломтики, живого (!) опускают в кипящее масло, и подают на стол, когда он еще шевелит жабрами, показывая тем самым, что рыба свежая. И все нормально, экзотично конечно, не для каждого, но никакого осуждения. А в чем разница? У рыбы-то смерть была мучительней.

Другой аспект проблемы, тесно связанный с охотой. Численность какого-то вида стала наносить вред, не человеку (в этом случае за вредителей не вступятся даже защитники животных), а природным комплексам в целом. «Гуманно» предоставить процессу идти самому по себе или снизить численность данного вида? Даже примеров не хочется приводить, когда подобное вмешательство было необходимо. И пусть в большинстве случаев рост численности этих видов был вызван деятельностью человека. Делать-то что? Здесь и сейчас? Только посыпать голову пеплом?

С охотой связан огромный пласт человеческой культуры, и отказ от первой повлечет во многом изменения во второй. В частности, от охотничьего оружия можно отказаться и снести его в музеи. А что делать с таким культурным наследием как охотничьи породы собак? Выставить в музеях их чучела? Или превратить в домашних комнатных любимцев? За последним последует непременная их деградация как охотничьих пород, изменения будут не только внутренние, в мозгах, но и чисто внешние, в экстерьере. Даже свою западно-сибирскую лаечку я с трудом могу представить только в качестве комнатной собачки, столько в ней энергии, выход которой она может дать только в реальных условиях охоты. А уж увиденное мной однажды цирковое представление, где вместо привычных вальсирующих на задних лапках болонок, мучились в этих упражнениях русские псовые борзые, не вызвало у меня ничего, кроме жалости к этим рослым спринтерам, гордости русского охотничьего собаководства.

Но не приживается почему-то у нас индуизм со священными коровами, с веничками для подметания своего пути, чтобы не наступить ненароком на какое-нибудь существо!

Вот и получается, что человечество в своем развитии ещё не достигло тех высот, когда без ущерба для своего развития может полностью отказаться от добычи (убийства) любых живых существ, вне зависимости от их положения на эволюционном древе. Но и не пало так низко, чтобы разрешить «венцу эволюции» бесконтрольно уничтожать всё живое. И пока мы будем находиться на этой стадии, будут экстремисты и с той, и с другой стороны, будут, увы, взаимные упреки и обвинения. Но именно благодаря этим дискуссиям каждый из нормальных любителей природы и нормальных любителей охотников, задумывается над своим местом в этом мире. И главной нашей общей заповедью должно быть «не навреди».

 

 

Борис Кашеваров,

заместитель директора по науке

заповедник «Костомукшский»,

член совета Костомукшского городского

общества охотников и рыболовов

 

 

P.S. Это противоречие нашло свое отражение в том, что инициаторами заповедников, высшей формы охраны природы, выступили охотоведы.